Подошла ее очередь.
— Два вертела,— сказала она.
— Один в руки.
— Тогда один!
Лиимен кивнул. Во взгляде его трех светящихся глаз читалось полное отсутствие всякого интереса.
— Пять крон,— сказал лиимен.
Милилейн ахнула. Для нее пять крон — половина дневного заработка. Она припомнила, что до нехватки вертел сосисок стоил десять мерок. Но ведь то было до нехватки.
— Вы шутите,— сказала она.— Разве можно взвинчивать старую цену в пятьдесят раз! Даже в такие времена.
За ее спиной раздался чей-то крик.
— Платите или уходите, любезнейшая!
Лиимен хладнокровно объяснил:
— Пять крон сегодня. На следующей неделе — восемь крон. Еще через неделю — один реал. Еще через неделю — пять реалов. Через месяц вообще не будет сосисок ни за какие деньги. Вы хотите сосисок? Да или нет?
— Да,— пробормотала Милилейн. У нее дрожали руки, когда она подавала ему пять крон. Еще за одну крону она купила кружку пива, выдохшегося и безвкусного. Опустошенная и ошеломленная, она выбралась из очереди.
Пять крон! Да еще совсем недавно за эти деньги она могла поужинать в хорошем ресторане! Но большинство ресторанов сейчас закрылись, а в оставшиеся, как она слышала, записывались за несколько недель. И одному Божеству известно, какие у них там сейчас цены. Но это просто безрассудство! Пять крон за вертел сосисок! Ее охватило ощущение вины. Что она скажет Кристофону? Правду, только правду. «Я не могла удержаться,— скажет она.— Это был порыв, безумный порыв. Я почувствовала их запах на жаровне и не могла удержаться».
А что будет, когда лиимен запросит восемь крон или реал? Пять реалов? Она не могла найти ответа. Она подозревала, что заплатит любые деньги,— настолько сильным было наваждение.
Она жадно впилась зубами в сосиску, будто боялась, что кто-нибудь вырвет лакомство у нее из рук. Сосиска была на удивление вкусной: сочная, пряная. Она поймала себя на том, что пытается догадаться, чье мясо пошло на ее изготовление. Лучше не думать, сказала она себе. Вполне возможно, что мысль об охоте на мелких грызунов в парке приходила в голову не одному Кристофону.
Она сделала глоток пива и снова поднесла вертел ко рту.
— Милилейн?
Она удивленно подняла глаза.
— Кристофон?
— Так и думал, что найду тебя здесь. Я закрыл лавку и вышел посмотреть, что тут за толпа.
— Неожиданно появился разносчик сосисок. Как по волшебству.
— Вот оно что. Ну да, вижу.
Он смотрел на полусьеденную сосиску у нее в руке.
Милилейн деланно улыбнулась.
— Извини, Крис. Хочешь укусить?
— Один кусочек,— сказал он.— Думаю, что становиться в очередь уже нет смысла.
— Наверное, их распродадут очень быстро.— Она подала ему вертел, стараясь изо всех сил, чтобы он не заметил, с какой неохотой она это делает, и напряженно наблюдала за тем, как он откусывает кусок длиной в дюйм, а то и два. Она почувствовала сильное облегчение, одновременно с некоторыми угрызениями совести, когда он отдал ей остаток.
— Хороша, клянусь Повелительницей!
— Как же иначе! Ведь она стоит пять крон.
— Пять…
— Я не смогла удержаться, Крис. Когда я почуяла их запах в воздухе… я, как зверь, ворвалась в очередь. Я толкалась, пихалась, дралась. Наверное, я заплатила бы сколько угодно. Ах, Крис, прости меня!
— Не извиняйся. А на что еще сейчас тратить деньги? Вдобавок все скоро изменится. Ты слышала новость сегодня утром?
— Какую новость?
— Насчет нового короналя! Он будет здесь с минуты на минуту. Прямо здесь, он проедет по мосту Кинтора.
Она озадаченно спросила:
— А что, лорд Валентин стал понтифексом?
Кристофон покачал головой.
— О Валентине уже можно и не вспоминать. Говорят, он исчез — то ли похищен метаморфами, то ли что-то еще в этом духе. Как бы там ни было, примерно час назад объявили, что короналем теперь Семпетурн.
— Семпетурн? Проповедник?
— Да, тот самый. Он появился в Кинторе ночью. Мэр под держал его, а герцог, как я слышал, бежал в Ни-мойю.
— Но это невозможно, Крис! Ведь не может кто угодно встать и сказать, что он корональ! Ведь он должен быть выбран, помазан, он должен быть с Замковой горы…
— Мы просто привыкли так думать. Но наступили другие времена. Семпетурн — человек из народа. Такой нам сейчас и нужен. Он знает, как вернуть благорасположение Божества.
Она не верила своим ушам. Забытая сосиска висела у нее в руке.
— Этого не может быть. Это безумие. Лорд Валентин — наш помазанный корональ. Он…
— Семпетурн говорит, что он самозванец, что вся эта история с обменом телами — чушь, что болезнями и голодом мы наказаны за его грехи, что единственная для нас возможность спастись — свергнуть лжекороналя и посадить на трон того, кто поведет нас обратно к справедливости.
— И Семпетурн утверждает, что он и есть тот человек и потому мы должны поклониться ему, принять его и…
— Вот он! — воскликнул Кристофон.
Лицо его раскраснелось, глаза пылали странным блеском. Милилейн еще ни разу не видела мужа в таком возбуждении. Она и сама была как в лихорадке, сбитая с толку и ошеломленная. Новый корональ? Этот маленький краснолицый подстрекатель Семпетурн на троне Конфалюма? Она ничего не понимала. Все равно как если бы ей сказали, что красное — это зеленое, а вода в реках отныне потечет в обратном направлении.
Раздались резкие звуки музыки. На мосту появился величаво вышагивающий оркестр в зеленых с золотом костюмах с эмблемой короналя в виде Горящей Звезды. Оркестр вышел на эспланаду. За ним следовал мэр и другие городские чиновники. Потом появился огромный, причудливо изукрашенный паланкин, на котором восседал низкорослый человек вульгарного вида, с густыми спутанными черными волосами. Человек улыбался и милостиво принимал овации, которыми его приветствовала огромная толпа, следовавшая за ним из города.
— Семпетурн! — ревела толпа.— Семпетурн! Да здравствует лорд Семпетурн!
— Да здравствует лорд Семпетурн! — заорал Кристофон. «Как сон,— подумала Милилейн.— Какое-то ужасное послание, которого я не понимаю».
— Семпетурн! Лорд Семпетурн!
Теперь кричали все, кто только был на эспланаде. Толпа словно обезумела. Милилейн, не ощутив никакого вкуса, машинально проглотила остаток сосиски и уронила вертел на землю. Казалось, мир сотрясается у нее под ногами. Кристофон кричал не переставая, уже охрипшим голосом:
— Семпетурн! Лорд Семпетурн! — Паланкин проследовал мимо: лишь двадцать ярдов отделяли их от нового короналя, если он действительно был им. Он повернулся и посмотрел прямо в глаза Милилейн. С изумлением и растущим ужасом она услышала свой крик:
— Семпетурн! Да здравствует лорд Семпетурн!
Глава 2
— Куда? — ошарашенно переспросил Элидат.
— В Илиривойн,— повторил Тунигорн.— Он отправился три дня назад.
Элидат покачал головой.
— Я слышу ваши слова, но они до меня не доходят. Мой разум отказывается их воспринимать.
— Клянусь Повелительницей, для меня это тоже непостижимо! Но ничего не поделаешь. Он намеревается предстать перед Данипиур и вымолить у нее прощение за все прегрешения против ее народа. В общем, сущее безумие.
Всего за час до этого разговора корабль Элидата вошел в гавань Пилиплока. Он сразу же поспешил в городскую ратушу в надежде застать там Валентина или в худшем случае отправиться вслед за ним в Ни-мойю. Но там не оказалось никого из королевской свиты, за исключением Тунигорна, которого он обнаружил угрюмо перебирающим какие-то бумаги в небольшой пыльной комнатушке. А то, что Тунигорн ему рассказал: великая процессия отменена, корональ отправился в дикие джунгли к метаморфам,— нет, нет, это уж слишком, это выше всякого разумения!
Усталость и отчаяние, подобно исполинским валунам, обрушились на его душу, и он почувствовал, что не выдерживает их сокрушительной тяжести.
Безжизненным голосом он произнес: