Сегодняшний маршрут завел его в ту часть Замка, куда он заглядывал редко, в северное крыло, что спускалось по выступу у вершины Горы и выходило в сторону далеких городов Хайна и Госсифа. Здесь находились казармы гвардейцев, несколько ульеобразных строений, возведенных в правление лорда Дизимаула и лорда Ариока для позабытых уже целей, а также скопление полуразрушенных временем и непогодой сооружений без крыш, о которых вообще никто не мог ничего сказать. Во время последнего посещения этой зоны несколько месяцев назад Хиссун застал здесь археологов, двух гэйрогов и врууна, наблюдавших за тем, как команда рабочих-скандаров просеивает песок в поисках глиняных черепков, и тогда вруун рассказал ему о своем предположении, будто эти строения — остатки старого форта, построенного при лорде Дамланге, преемнике Стиамота. Сегодня Хиссун пришел посмотреть, продолжаются ли раскопки, и поинтересоваться, что археологам удалось узнать; но здесь никого не оказалось, а все ямы были засыпаны. Он немного постоял на древней стене, всматриваясь в невероятно далекий горизонт, наполовину закрытый громадным выступом Горы.

Какие города расположены в том направлении? В пятнадцати—двадцати милях Госсиф, дальше — Тентаг, а потом — Мини-мул или Грил. Следом наверняка идет Сти с тридцатимиллионным населением, равный величием лишь Ни-мойе. Он никогда не видел ни одного из них, да, наверное, и не увидит. Сам Валентин частенько говаривал, что всю жизнь провел на Замковой горе, ни разу не найдя возможности посетить Сти. Мир слишком обширен, воистину необъятен, чтобы на его изучение хватило одной жизни.

Тридцать миллионов жителей Сти, другие тридцать миллионов Ни-мойи, одиннадцать миллионов Пидруида, миллионы, населяющие Алаизор, Треймоун, Пилиплок, Мазадону, Велатис, Нарабаль,— они-то как живут? Какою им сейчас приходится, подумал Хиссун, в этот самый момент, когда вокруг голод, паника, вопли новоявленных пророков и самозванных королей и императоров? Он знал, что положение отчаянное. На Зимроэле такая неразбериха, что совершенно невозможно выяснить, что же все-таки там происходит, хотя и так ясно, что ничего хорошего. А не так давно поступили сведения о появлении жучков, ржавчины и грибков, и одному Божеству известно, какая еще напасть движется на сельскохозяйственные пояса западного Алханроэля. Так что в ближайшем будущем такое же безумие, скорее всего, охватит основной континент. А волнения уже начались: в Треймоуне и Стойене открыто проповедуется культ морских драконов, а на самой Горе, в таких городах, как Амблеморн и Норморк, вдруг возникли мистические рыцарские ордена — Рыцари Деккерета, Братство Горы и некоторые другие. Беспокоящие, зловещие признаки грядущих потрясений.

Кое-кто полагал, что Маджипур обладает неким врожденным иммунитетом к всеобщей неизбежности перемен, лишь по той причине, что его общественный порядок не претерпел практически никаких изменений, с тех пор как несколько тысячелетий тому назад возник в своей нынешней форме. Но Хиссун достаточно хорошо изучал историю и Маджипура, и Матери-Земли, чтобы понимать, что даже столь мирное население, как на Маджипуре, вполне довольное своим положением и сохранявшее стабильность в течение тысячелетий, убаюканное мягкостью климата и плодородностью почвы, способной прокормить практически неограниченное количество народа, в состоянии внезапно воспрянуть и ввергнуть планету в пучину анархии, если вдруг у него из-под ног будут выбиты обеспечивающие благоденствие подпорки. И восстание уже началось и набирает силу.

Но откуда взялись эпидемии? Хиссун не имел ни малейшего представления. Что сделано, чтобы справиться с ними? Ясно, что недостаточно. А можно ли вообще что-то сделать? Для чего нужны правители, если не для заботы о благополучии своего народа? И вот он, некий суррогат правителя, по крайней мере в настоящее время, стоит на обособленной от всего мира Замковой горе, что возвышается над гибнущей цивилизацией: плохо осведомленный о происходящем, отстраненный, беспомощный. Но, конечно, он не может полностью отвечать за все действия, которые предпринимаются для устранения кризиса. А как насчет истинных, помазанных правителей Маджипура? Понтифекс, погребенный на самом дне Лабиринта, всегда представлялся Хиссуну слепым кротом, не способным здраво судить о происходящем в мире,— даже если в отличие от Тиевераса он полон сил и рассудительности. Конечно, понтифексу не следует непосредственно соприкасаться с событиями: на то, если верить теории, и существует корональ. Но теперь Хиссун видел, что и корональ оторван от реальности, здесь, в заоблачных высотах Замковой горы, находясь в такой же изоляции, как и понтифекс в своей норе. Во всяком случае, время от времени корональ предпринимает великие процессии, во время которых общается со своими подданными. Однако ныне Валентин занимается совершенно иными делами, а какую пользу могут принести его занятия — разве они исцелят рану, которая все расширяется в сердце мира? И где, кстати, сейчас находится Валентин? Какие шаги, если таковые имеются, он предпринимает? Кто из правительства слышал о нем хоть что-нибудь за последние несколько месяцев?

Все мы очень мудрые и просвещенные люди, подумал Хиссун. И при самых благих намерениях все делаем неправильно.

До заседания регентского совета осталось совсем немного. Он развернулся и вприпрыжку побежал в Замок.

Едва начав подниматься по Девяноста девяти ступеням, он заметил Альсимира, недавно назначенного старшим среди его помощников; тот отчаянно жестикулировал и что-то кричал высоко наверху. Перепрыгивая через три ступеньки, Хиссун помчался вверх, а Альсимир почти столь же стремительно устремился ему навстречу.

— Мы вас уже обыскались! — выпалил Альсимир на одном дыхании с расстояния в полдюжины ступеней. Он выглядел необычно возбужденным.

— Ну вот, ты меня и нашел,— бросил Хиссун.— Что случилось?

Альсимир сделал паузу, чтобы перевести дух, сказал:

— Поднялась большая суматоха. Час назад пришло сообщение от Тунигорна из Гихорна…

— Из Гихорна? — изумился Хиссун.— Во имя Божества, он-то что там делает?

— Не могу сказать. Мне известно лишь то, что он прислал оттуда сообщение, а…

— Ну ладно, ладно,— Поймав Альсимира за руку, Хиссун резко спросил: — О чем там речь?

— Думаете, я знаю? Неужели такого, как я, подпустят к важным государственным делам?

— Значит, дело важное?

— Диввис и Стазилейн совещаются уже сорок пять минут, они разослали посыльных во все закоулки, чтобы отыскать вас, а половина высоких лордов сошлись на собрание, остальные на подходе, и…

Должно бьггь, Валентин погиб, похолодев, подумал Хиссун.

— Пошли,— сказал он и яростно рванулся вверх по ступенькам.

Картина перед залом совещаний напоминала сумасшедший дом: тридцать или сорок лордов и принцев помельче со своими помощниками беспорядочно метались из стороны в сторону, и каждую минуту подходили все новые. При появлении Хиссуна они сразу же освободили ему проход, по которому он шел, как корабль, прокладывающий свой путь по морю, чья поверхность густо поросла драконьими водорослями. Он оставил Альсимира у двери, наказав ему собрать все сведения, какие только могли у них быть, и вошел внутрь.

Стазилейн и Диввис сидели за высоким столом: Диввис — унылый и мрачный, Стазилейн — угрюмый, бледный и невыразимо подавленный. Плечи его поникли, он нервно теребил свою густую шевелюру. Вокруг находилось большинство высоких лордов: Миригант, Элзандир, Манганот, Канталис, герцог Халанкский, Нимиан Дундилмирский и еще пять-шесть человек, в том числе и тот, которого Хиссун видел лишь однажды,— дряхлый и злобный принц Гизмайл, внук понтифекса Оссиера, предшественника Тиевераса. При появлении Хиссуна все посмотрели на него, и он на какое-то мгновение оказался словно под перекрестным огнем взглядов. Самый младший из собравшихся был на десять-пятнадцать лет старше его, к тому же все они провели жизнь, толкаясь в коридорах власти. Все они смотрели на него такими глазами, будто он один знал нужный им ответ на какой-то ужасный и сложный вопрос.