Но сейчас он собирался неукоснительно соблюдать протокол. Он предстал перед Служебным домом и произвел Пять Изменений Покорности: Ветер, Пески, Клинок, Поток и Пламя. В состоянии Пятого Изменения он оставался до появления Данипиур. На какое-то мгновение она показалась напуганной теми силами, которые сопровождали его в столицу: толпа заполняла всю площадь и выплескивалась за пределы города. Но она быстро оправилась от замешательства и приветствовала его тремя Изменениями Приятия: Звезда, Луна, Комета. При последнем изменении Фараатаа вернулся к своему облику и прошел за ней в здание. Никогда еще не входил он в Служебный дом.

Данипиур держалась холодно, отстраненно и сдержанно. Фараатаа ощутил мгновенный прилив благоговения — ведь она все-таки носила свое звание на протяжении всей его жизни,— но быстро взял себя в руки. Он знал, что ее высокомерие и высочайшее самообладание служили лишь оружием зашиты.

Она предложила ему блюдо из калимботов и гумбы, а также подала бледное лавандовое вино, на которое он посмотрел с неудовольствием, потому что вино не относилось к числу напитков, употребляемых пиуриварами древности. Он не стал пить и даже не поднял бокал, что не осталось незамеченным.

Покончив с формальностями, Данипиур заговорила без обиняков:

— Неизменных я люблю не больше вашего, Фараатаа. Но то, к чему вы стремитесь, недостижимо.

— И к чему же я тогда стремлюсь?

— Избавить от них мир.

— Вы считаете это недостижимым? — поинтересовался он, придав голосу оттенок заинтересованности.— Почему же?

— Их двадцать миллиардов. Куда они денутся?

— Неужели во вселенной больше нет миров? Они пришли оттуда: пусть возвращаются.

Она прикоснулась ко лбу кончиками пальцев. Этот жест означал насмешку и презрение, вызванные его словами. Он сделал над собой усилие, чтобы не показать своего раздражения.

— Когда они пришли сюда,— сказала Данипиур,— их было немного. Теперь же их множество, а сообщение Маджипура с другими мирами сейчас не слишком оживлено. Вы представляете, сколько времени потребуется, чтобы переправить с планеты двадцать миллиардов жителей? Если каждый час будет отправляться по кораблю с десятью тысячами на борту, я думаю, нам все равно не удастся полностью от них избавиться, поскольку они будут плодиться быстрее, чем корабли — загружаться.

— Пускай тогда остаются здесь, а мы будем продолжать войну против них. И они станут убивать друг друга из-за еды, а через некоторое время пищи не останется, и они будут умирать голодной смертью, а города их станут мертвыми. И мы навсегда избавимся от них.

Кончики пальцев снова прикоснулись ко лбу.

— Двадцать миллиардов покойников? Ах, Фараатаа, будьте благоразумны! Вы отдаете себе отчет, что это значит? В одной Ни-мойе людей больше, чем во всем Пиурифэйне,— а сколько вообще городов на планете, кроме Ни-мойи? Подумайте, какой смрад будет исходить от этих тел! Подумайте о болезнях, которые возникнут из-за разложения такого количества трупов!

— Если они вымрут от голода, трупы будут сухими, как опавшие листья. Разлагаться будет нечему.

— Вы рассуждаете слишком легкомысленно, Фараатаа.

— Неужели? Что ж, пусть легкомысленно. С присущим мне легкомыслием я разгромил угнетателей, под пятой которых мы корчились четырнадцать тысячелетий. Так же легкомысленно я вверг их в хаос. Легкомысленно я…

— Фараатаа!

— Я очень многого добился, Данипиур, за счет своего легкомыслия. Причем не только безо всякой поддержки с вашей стороны, а, напротив, при вашем в большинстве случаев прямом противодействии. А теперь…

— Выслушайте меня, фараатаа! Да, вы выпустили на свободу могучие силы и нанесли неизменным такой удар, который я, признаться, не считала возможным. Но теперь пришло время остановиться и подумать о дальнейших последствиях содеянного вами.

— Я подумал,— ответил он.— Мы отвоюем наш мир.

— Возможно. Но какой ценой? Вы наслали болезни на их земли,— а как вы думаете, так ли уж просто будет остановить эти болезни? Вы расплодили чудовищных, ужасных животных и выпустили их на волю. Вдобавок вы хотите, чтобы мир задохнулся от миллиардов гниющих тел. Так скажите, Фараатаа, вы спасаете наш мир или уничтожаете его?

— Болезни исчезнут, когда погибнут растения, которые их питают, для нас большей частью бесполезные. Новых животных немного, а мир большой, и ученые заверили меня в том, что они неспособны размножаться самостоятельно; так что мы избавимся от них, когда они сделают свое дело. А что касается гниющих тел, то по этому поводу я не разделяю ваших страхов. Стервятники наедятся так, как никогда не ели, из гор оставшихся костей мы возведем храмы. Победа за нами, Данипиур. Мир отвоеван.

— Вы слишком самоуверенны. Они еще не начали наносить ответных ударов, но если они начнут, Фараатаа, что будет, если они начнут? Прошу вас вспомнить, Фараатаа, что сделал с нами лорд Стиамот.

— Для завоевания лорду Стиамоту потребовалось тридцать лет.

— Да,— согласилась Данипиур,— но его войска были немногочисленны. А теперь неизменные значительно превосходят нас числом.

— А мы научились насылать на них болезни и чудовищ, чего не умели во времена лорда Стиамота. Их многочисленность сыграет с ними злую шутку, когда у них закончатся запасы пищи. Как они смогут сражаться против нас хотя бы тридцать дней, не говоря уж о тридцати годах, если голод уже раздирает на части их цивилизацию?

— Голодные воины могут сражаться гораздо ожесточенней, чем сытые.

Фараатаа расхохотался.

— Воины? Какие воины? Это же нелепость, Данипиур. Люди изнежены!

— При лорде Стиамоте…

— Лорд Стиамот жил восемь тысяч лет назад. С тех пор жизнь для них была чересчур легка, и они стали расой дураков и трусов. А самый большой дурак среди них — их лорд Валентин с его святой простотой и благочестивым отвращением к насилию. Чего их бояться с таким королем, у которого кишка тонка для убийства?

— Согласна: его нам нечего бояться. Но мы можем его использовать, Фараатаа. Именно это я и собираюсь сделать.

— Каким образом?

— Как вы знаете, он мечтает договориться с нами.

— Мне известно,— сказал Фараатаа,— что он появлялся в Пи-урифэйне с дурацкой надеждой вступить с вами в переговоры, но вы проявили мудрость и избежали встречи.

— Да, он пришел добиваться дружбы, а я не стала с ним встречаться. Верно. Мне было нужно побольше узнать о ваших намерениях, прежде чем вступать с ним в любые переговоры.

— Теперь мои намерения вам известны.

— Да, известны. И я прошу вас перестать распространять эти болезни и оказать мне поддержку, когда я встречусь с короналем. Ваши действия срывают мои планы.

— Какие именно?

— Лорд Валентин отличается от других короналей. Как вы говорите, он — сама святая простота: мягкий человек, у которого не хватает духу на убийство. Отвращение к войне делает его сговорчивым и податливым. Я собираюсь добиться от него таких уступок, которых нам не предоставлял ни один из предшествующих короналей. Право вновь поселиться на Алханроэле, получить обратно во владение священный город Велализиер, место в правительстве — короче говоря, полное политическое равноправие в пределах Маджипура.

— Проще все уничтожить, а потом выбирать место на свое усмотрение, не спрашивая ничьего разрешения.

— Но вы же должны понять, что это невозможно, что нельзя ни изгнать, ни уничтожить двадцать миллиардов живых существ. Единственное, что мы можем,— установить с ними мир. И именно в Валентине заключается наш шанс на установление мира, Фараатаа.

— Мир! Какое гнусное, лживое слово! Мир! Ну уж нет, Данипиур, мне не нужен мир. Меня интересует не мир, а победа. А победа будет за нами.

— Ваша вожделенная победа обречет нас на гибель,— резко ответила Данипиур.

— Я так не считаю. И я думаю, что ваши переговоры с короналем ни к чему не приведут. Если он дарует нам те уступки, о которых вы собираетесь просить, собственные принцы и герцоги свергнут его и заменят более жестоким человеком, и что тогда будет с нами? Нет, Данипиур. Я должен продолжать войну, пока в нашем мире не останется ни одного неизменного. Любой другой путь означает продолжение нашего порабощения.