— Не отнимай жизнь,— предупредил ее Валентин.
Слит с ловкостью обезьяны взобрался наверх и начал резать толстые прутья, удерживавшие дверь клетки. Валентин натягивал прут, а Слит пилил его ножом. Через минуту лопнули последние волокна, и Валентин открыл дверь.
Разминая затекшие ноги, чужак выбрался на волю и вопросительно взглянул на своих освободителей.
— Пойдем с нами,— позвал Валентин.— Наш фургон недалеко, за площадью. Ты понимаешь?
— Понимаю,— кивнув головой отозвался чужак. Голос его был глубоким, звучным, с резким щелканьем при каждом слове. Не говоря больше ни слова, он спрыгнул на землю, где Лизамон уже разобралась с метаморфскими стражниками и аккуратно укладывала их рядком.
Повинуясь порыву, Валентин разрезал перевязи на ближайшей к нему клетке лесных братьев. Маленькие ручки потянулись между прутьями решетки, вытащили запор, и лесные братья высыпали наружу.
Валентин перешел к следующей клетке. Слит уже спустился вниз.
— Минутку,— окликнул его Валентин.— Работа еще не закончена.
Слит вытащил свой нож и принялся за дело. Через минуту-другую все клетки были открыты, и десятки лесных братьев скрылись в ночи.
На пути к фургону Слит спросил:
— Зачем ты это сделал?
— А почему бы и нет? — ответил Валентин.— Они тоже хотят жить.
Шанамир и скандары подготовили фургон, животные были запряжены, роторы крутились. Последней пришла Лизамон. Она захлопнула за собой дверь, что-то крикнула Залзану Каволу, и они тронулись.
И как раз вовремя: появились метаморфы и с криками бросились вдогонку, жестикулируя на ходу. Залзан Кавол прибавил скорости. Преследователи постепенно отстали и, когда фургон въехал в темные заросли, скрылись из виду.
Слит беспокойно оглядывался.
— Как вы думаете, они все еще преследуют нас?
— Не догонят,— заверила его Лизамон,— Они передвигаются только пешком. Мы в безопасности.
— Ты уверена? — спросил Слит,— А если они пройдут какой-нибудь боковой тропой и перехватят нас?
— Не тревожься заранее,— вмешалась в разговор Карабелла,— Мы едем достаточно быстро,— Она вздрогнула,— И, надеюсь, мы еще очень не скоро вновь увидим Илиривойн!
Все замолчали. Фургон несся вперед.
Валентин сидел чуть поодаль от остальных. Это было неизбежно, но огорчало его, потому что он все еще ощущал себя больше Валентином, чем лордом Валентином, и ему было странно и неприятно ставить себя выше друзей. Но ничего не поделаешь.
Карабелла и Слит, узнавшие о нем правду во сне, согласились хранить тайну. Делиамбер, знавший все раньше самого Валентина, никогда даже не показывал вида, но остальных, быть может и подозревавших, что Валентин не просто странник, ошеломило открытое признание его ранга в гротескном выступлении метаморфов. Они смотрели на него молча, застыв в неестественных позах, как бы боясь шевельнуться в присутствии короналя. Никто не знал, как полагается вести себя перед лицом правителя Маджипура. Нельзя же все время делать перед ним знак Горящей Звезды! Валентину этот жест вообще казался абсурдным: растопыренные пальцы, и только. Его растущее чувство собственной значимости, судя по всему, отнюдь не породило в нем чрезмерного самомнения.
Чужак назвал себя Кхуном с Кианимота, относительно близкой к Маджипуру звезды. Он был сумрачен и задумчив, а в глубине его души кипели гнев и отчаяние, что, по мнению Валентина, выражалось, в форме его рта, тоне голоса и главным образом в пристальном взгляде необычных пурпурных глаз. Конечно, он, Валентин, судил об этом чуждом существе со своей человеческой точки зрения, и, вполне возможно, жители Кианимота считали Кхуна веселым и приятным. Но что-то заставляло Валентина сомневаться в этом.
Кхун прибыл на Маджипур два года назад по делу, суть которого не объяснил. Это была, как он с горечью сказал, величайшая ошибка в его жизни, потому что он растратил на маджи-пурские развлечения все свои деньги и по глупости отправился на Зимроэль, не зная, что на этом континенте нет космопорта, откуда он мог бы вернуться на родную планету. Еще большую глупость он совершил, зайдя на территорию метаморфов. Здесь он предполагал поправить свои денежные дела какой-нибудь торговлей, а метаморфы схватили его, посадили в клетку и держали в ней много недель, чтобы в главную ночь фестиваля принести в жертву фонтану.
— Может, оно бы и к лучшему,— вздохнул он.— Один быстрый удар воды — и всем моим странствиям конец. Я устал от Маджипура. Если мне суждено умереть здесь, я предпочел бы сделать это поскорее.
— Прости, что мы освободили тебя,— ядовито произнесла Карабелла.
— Нет, я не хочу быть неблагодарным, только…— Кхун помолчал,— Мне тяжело здесь, и на Кианимоте тоже. Есть ли во Вселенной место, где жизнь не означает страдание?
— А чем плоха жизнь? — спросила Карабелла.— Мы находим ее вполне терпимой. Даже самая плохая и то лучше, чем смерть.— Она засмеялась,— Ты всегда такой угрюмый?
Чужак пожал плечами:
— Если ты счастлива, я рад и могу только позавидовать. Я считаю существование тяжким и жизнь бессмысленной. Но это слишком мрачные мысли для того, кто только что обрел свободу. Я благодарен вам за помощь. Кто вы, как попали в Пиурифэйн и куда теперь едете?
— Мы жонглеры,— ответил Валентин и бросил многозначительный взгляд на остальных.— Мы приехали в эту провинцию, думая, что сможем здесь заработать. Если нам удастся удрать отсюда, мы отправимся в Ни-мойю, а потом вниз по реке — в Пилиплок.
— А оттуда?
Валентин сделал неопределенный жест.
— Кое-кто из нас хочет совершить паломничество на Остров Сна. Ты знаешь о нем? Куда хотят ехать другие — не могу сказать.
— Мне надо добраться до Алханроэля,— сказал Кхун.— Это моя единственная надежда вернуться домой, поскольку с этого континента попасть туда невозможно. Может быть, из Пилиплока я сумею как-то перебраться через море. Можно мне поехать с вами?
— Конечно.
— Но у меня нет денег.
— Понятно,— кивнул Валентин.— Но это неважно.
Фургон быстро ехал во тьме. Никто не спал, разве что иногданенадолго задремывал. Снова пошел дождь. В гуще леса опасности могли подстерегать со всех сторон, но, как ни странно, невозможность увидеть что-либо в темноте, наоборот, действовала успокаивающе. Фургон продолжал двигаться беспрепятственно.
По прошествии примерно часа пути Валентин увидел перед собой дрожащего с ног до головы Виноркиса.
— Мой лорд,— дыша, как пойманная рыба, прошептал он.
Валентин кивнул хьорту.
— Да ты весь дрожишь, Виноркис.
— Да ты весь дрожишь, Виноркис.
Слит открыл глаза и сурово посмотрел на Виноркиса. Валентин сделал Слиту знак молчать.
— Мой лорд,— повторил Виноркис, замолчал и начал снова: — Мой лорд, в Пидруиде ко мне подошел человек и сказал: «В такой-то гостинице есть высокий блондин, иностранец, и мы считаем, что он совершил страшные преступления». Этот человек предложил мне целый кошелек крон, чтобы я держался поближе к светловолосому иностранцу, куда бы тот ни пошел, и сообщал о его действиях имперским службам каждые несколько дней.
— Шпион? — рявкнул Слит и схватился за кинжал на бедре.
— Кто этот человек, который нанял тебя? — спокойно спросил Валентин.
Хьорт покачал головой.
— Судя по одежде, кто-то из службы короналя. Имени его я не знаю.
— И ты делал это? — поинтересовался Валентин.
— Да, мой лорд,— глядя в пол, прошептал Виноркис.— В каждом городе. Прошло какое-то время, и я уже начал сомневаться, что ты, как мне сказали, преступник, потому что ты вежливый, ласковый, у тебя добрая душа, но я взял их деньги, и за каждый рапорт мне давали еще…
— Позволь мне убить его на месте! — вскричал Слит.
— Нет,— возразил Валентин,— ни сейчас, ни позже.
— Он опасен, мой лорд.
— Нет, теперь уже не опасен.
— Я никогда не доверял ему,— добавил Слит,— и Карабелла, и Делиамбер. Не потому, что он хьорт. Он вечно хитрил, делал какие-то намеки, следил за всеми, задавал множество вопросов, все время что-то вынюхивал.